<< Начало статьи

Империалистическая арена  

Так или иначе, но к тому времени все крупные южноафриканские компании были либо дочерними предприятиями империалистических компаний, либо в значительной степени зависели от инвесторов-империалистов. В преддверии акта передачи политической власти чернокожему большинству населения главной задачей указанных компаний и их акционеров стало обеспечение сохранности прибылей — по меньшей мере в долгосрочной перспективе.  

Для этого они нуждались в надёжных посредниках из рядов местных, которые могли бы руководить частью их предприятий (из числа тех, что нельзя было вывести за границу) и защищать их от неимущего большинства населения. А так как апартеид препятствовал развитию сколько-нибудь значительного класса капиталистов из рядов чернокожих, то белые капиталисты Южной Африки приступили к его искусственному созданию. Это было одной из задач, обсуждавшихся в кулуарах в период, начало которого ознаменовалось снятием запрета с антиапартеидных организаций в феврале 1990 года.  

Одновременно с подготовкой перемещения своих финансовых активов за рубеж крупные компании предложили чёрному среднему классу дешёвые кредиты на приобретение долей в тех их предприятиях, что не могли быть вывезены.  

В то же время будущих членов правлений они тщательно подбирали из числа членов антиапартеидной политической элиты. Одним из них, к примеру, стал Нтхато Мотлана, давний член АНК и один из сообвиняемых Манделы на суде о государственной измене, которым завершилась кампания неповиновения 1950-х. Благодаря кредитам влиятельной страховой группы Sanlam, ему удалось создать компанию New African Investments Limited, принявшуюся затем скупать массу средних предприятий, принадлежащих белым.  

Ещё один случай произошёл с Мзи Кумало, бывшим членом вооружённого крыла АНК, проведшим 12 лет в заключении на острове Роббен. К концу переговоров Кумало предложили пакет акций и кресло председателя компании, созданной для управления значительной частью промышленных и горнодобывающих активов Anglo American в ЮАР.  

Описанные выше эпизоды — одни из самых известных в череде случаев передачи прав собственности белым классом капиталистов в руки новоявленной чёрной буржуазии. В дальнейшем, после падения апартеида, подобное проводилось с помощью так называемой программы «расширения участия чернокожего населения в экономике» (Black Economic Empowerment), требовавшей определённого уровня представительства чернокожих как среди директоров, так и среди акционеров компаний, действующих на территории Южной Африки.  

Но данные уступки носили скорее символический характер. Для начала режим АНК взял на себя полную ответственность за 25 млрд долларов внешнего долга страны — не считаясь с тем, что выгоду от этого получили лишь крупные южноафриканские компании. Впоследствии это позволило крупнейшим компаниям ЮАР переместить свои финансовые активы в Лондон, Швейцарию или же в Нью-Йорк, тем самым обеспечив империалистическому капиталу полный контроль над крупными секторами экономики страны.  

Что же до плана передачи собственности в руки чернокожих, получившего в переходный период поддержку крупных компаний и, соответственно, режима (опиравшегося на политику «расширения участия чернокожего населения в экономике»), то его секрет был вскоре разоблачён. Официальные данные свидетельствуют о том, что на Йоханнесбургской фондовой бирже стоимость ценных бумаг, находившихся в руках чернокожих держателей, достигла в 1998 году пика в 12 % от полной рыночной капитализации компаний, а затем начала снижаться, более не возвращаясь на этот уровень.  

Более того, по завершении переходного периода и укрепления режима АНК старые белые южноафриканские компании, ныне превратившиеся в международные корпорации, управляемые из штаб-квартир, расположенных в империалистических странах, не тратили времени на освоение большей части земель, временно признанных ими за Южной Афикой. Менее чем за десять лет после падения апартеида экономика страны подпала под полный контроль того же белого капитала, усиленного капиталом империалистическим. Единственной переменой стало присутствие меньшинства из числа чернокожих лиц в конференц-залах компаний.  

 

От кланового капитализма...  

Подобная практика тотчас должна была привнести элемент тотальной коррупции на самые верхи постапартеидной Южной Африки. Национализм АНК всегда выражал стремление чёрного «среднего класса»^[11] дорасти до буржуазии. А переходный период стал для АНК и для целой плеяды давно связанных с ним организаций средством личного обогащения.  

Среди представителей данного — кланового — капитализма некоторые выделяются особо. К примеру, в 2011 году самым богатым человеком Южной Африки стал Патрис Моцепе, шурин Джеффа Радебе — большой шишки из АНК, занимавшей место министра во всех правительствах, начиная с 1994 года. Моцепе сколотил своё состояние, используя связи в АНК для обеспечения дешёвых кредитов и организации кампаний по расширению участия чернокожего населения в сфере золотодобычи. Теперь он заседает в советах компаний ARMGold, Sanlam (крупной страховой группы) и Absa (местной дочерней компании Barclays, крупнейшего розничного банка Южной Африки).  

Ещё один пример «капитализма старых друзей» — семья нынешнего президента Джейкоба Зумы, под контролем которой, как сообщают, находится 220 предприятий. Сын Зумы, Дудузан, является совладельцем компании JIC — крупнейшей биржи труда платинового пояса страны (т. е. поставщика дешёвой временно занятой рабочей силы). Его племянник, Хулубузе — совладелец (как и внук Нельсона Манделы) золотодобывающей компании Aurora, прославившейся распродажей имущества компаний, приобретённых ею из средств, направленных на обеспечение программы по расширению прав и возможностей чернокожего населения.  

Впрочем, образчик кланового капитализма, лучше других дающий представление о крушении надежд в Южной Африке, причиной которого он стал, это, пожалуй, случай Сирила Рамафосы. Будучи основателем профессионального союза шахтёров — Национального союза горняков (NUM), соучредителем в 1985 году Конгресса южноафриканских профсоюзов (COSATU) и лидером шахтёрской забастовки 1987 года, Рамафоса стал одним из самых видных представителей чёрного тред-юнионизма. Тем не менее, после его отказа в 1994 году избираться на пост вице-президента, он без лишних вопросов продолжал строить бизнес-империю, используя свои политические связи в АНК. Согласно недавнему изысканию, проведённому в связи с участием Рамафосы в выборах на пост вице-президента АНК, созданная им и находящаяся в его собственности компания Shanduka располагает значительной долей в 22 компаниях, в числе которых и южноафриканские франшизы McDonald’s (100 % акций) и Coca-Cola (70 %). Но что ещё более важно, так это то, что в руках бывшего профсоюзного лидера шахтёров также должен оказаться значительный пакет акций Lonmin (компании, которой принадлежит шахта Марикана), равно как и четырёх других угольных и алмазодобывающих компаний, и что за ним закреплено место в советах директоров Lonmin, Standard Bank и SABMiller (международной пивоваренной компании).  

 

...до организации продажных профсоюзов  

Случаи перерождений, подобные произошедшему с Сирилом Рамафосой, обращают наше внимание на схожую перемену, произошедшую с профсоюзным движением в переходный период и сразу по его окончании.  

Будучи вынуждены под напором активности рабочих признать их профессиональные объединения, крупные компании сделали всё возможное, чтобы развернуть таковые себе на пользу. В случае признания профсоюзов надлежало превратить их в инструмент классового сотрудничества, способный защитить барыши от натиска рабочих. Достичь этого предполагалось за счёт трёх основных способов.  

Во-первых, всё больше профсоюзных чиновников становятся руководителями фондов социального обеспечения по поручению участников этих фондов. В отсутствие какого-либо контроля со стороны рядовых сотрудников это породило новый вид социального продвижения внутри профсоюзных органов, поощрявший консерватизм, а не воинственность. Во-вторых, дабы воспользоваться плодами программы «расширения прав и возможностей для чернокожих», профсоюзы брались за всё: не только за управление социальными фондами, подконтрольными им, но даже и за распоряжение финансами этих фондов. В-третьих, после прихода АНК к власти профаппараты открыли новые возможности служебного карьеризма — за счёт схемы «крутящихся дверей»^[12]: согласно ей чиновники COSATU на регулярной основе поступали на службу в государственные учреждения любого уровня, открывая членам профаппарата доступ ко всевозможным кормушкам.  

Типичный пример полного перерождения — NUM. Некоторые из его высокопоставленных чиновников являются доверенными лицами Инвестиционного фонда горняков (Mineworkers’ Investment Trust), владеющего двумя компаниями. Первая из них, Numprop, получила контракт на строительство жилого комплекса для горнодобывающей компании Xstrata и намеревается заключить ещё один контракт — с Harmony Gold. При этом как бы предполагается, что NUM представляет интересы работников как на рудниках Xstrata, так и на шахтах Harmony Gold. Вторая компания, находящаяся в руках фонда, это инвестиционная компания с портфелем ценных бумаг на сумму 230 миллионов фунтов стерлингов и имеющая деловые связи с рядом крупных игроков сферы горной промышленности — таких как Remgro, FirstRand и Impala Platinum. Учитывая, что членство мало что значит при принятии решений либо вообще не принимается во внимание, то не трудно представить, как инвестиционные интересы профаппарата могли взять верх над интересами рядовых членов союза во время переговоров с горнодобывающими предприятиями.  

Постапартеидное вырождение руководства профсоюзов укоренилось в рамках созданного АНК режима — дабы профсоюзным органам было легче сдерживать активность своих членов. В частности, с целью сведения к минимуму случаев законного использования форм коллективного протеста была задействована система принудительного арбитражного разбирательства. Но поскольку без своих членов профсоюзы стали бы бесполезными для предприятий, то сохранялась унаследованная со времён апартеида система автоматического удержания профсоюзных взносов из заработной платы, гарантировавшая руководству профсоюзов относительно устойчивый доход и, так или иначе, затруднявшая уход недовольных рабочих из профсоюза.  

 

Рост недовольства деятельностью NUM  

Если не принимать во внимание боевой настрой отдельных активистов, то указанные условия в совокупности привели к превращению профсоюзных аппаратов COSATU в пассивные инструменты руководства, предпочитавшие сохранять мир, чего бы это ни стоило для их членов.  

Особенно это верно в отношении NUM. Он остаётся крупнейшим после COSATU объединением численностью в 300 000 членов или около того. А её генеральный секретарь Франс Балени считает совершенно законным присудить самому себе 100 000 фунтов (1,4 млн рандов) годового оклада, при этом утверждая, что это-де «соотношение, установленное рынком», более чем вдесятеро превышающее 9 300 фунтов среднегодовой заработной платы мариканских бурильщиков.  

NUM столь тесно связан с крупными горнодобывающими компаниями, что его должностные лица часто воспринимаются рабочими как часть отдела кадров. Им предоставляются более высокие расценки оплаты труда, они проводят немало времени в офисах с кондиционированным воздухом и могут пользоваться транспортом компании или профсоюза, чего рядовые работники не могут себе позволить. Кроме того, местные представители набираются, как правило, из более состоятельных слоёв населения, занятых на шахтах (особенно из числа “белых воротничков”), что ещё более увеличивает разрыв между ними и большинством горняков.  

Солидаризация лидеров NUM с интересами предприятий особенно очевидна в золото- и угледобывающих отраслях промышленности, охватываемых национальными коллективными договорами. Руководство NUM повадилось вести тайные переговоры с Горнорудной палатой, при этом сдерживая активность своих рядовых членов вне этих переговоров. В случае появления угрозы этим сговорам со стороны рабочих руководство NUM должно было подвергать дисциплинарным взысканиям мятежников в своих рядах, что зачастую оканчивалось увольнением последних.  

Как раз инцидент такого рода и привёл в 1998 году к первому организованному выражению недовольства руководством NUM и к формированию альтернативного рабочего объединения. В то время секретарь отделения NUM на угольной шахте Douglas Colliery, набожный христианин по имени Джозеф Вусимузи Матунжва, только что уволенный с шахты, был исключен из профсоюза после того, как его сослуживцы добились его восстановления на работе, устроив незаконную трёхнедельную забастовку. На своей шахте Матунжве удалось сплотить вокруг себя 3 000 членов NUM, впоследствии вошедших в основное ядро ​​нового профсоюза — Ассоциацию профсоюзов шахтёров и строителей (AMCU), принявшуюся собирать недовольных членов NUM по всей стране.  

Численность AMCU оказалась слишком низкой для того, чтобы завоевать признание в отраслях, охватываемых государственной системой ведения переговоров. Однако на сферу добычи платины подобная система не распространялась. И это дало возможность AMCU расчистить себе путь, попытавшись заполучить предписанное законом количество членов из числа работников (51 %), что обеспечило бы признание профсоюза на шахте.  

Фактически за последние два года AMCU имел такую возможность дважды — вследствие крупных забастовок, ставших в некотором смысле генеральной репетицией недавней забастовочной волны. Хотя AMCU и не играл никакой роли в проведении этих стачек, в обоих случаях он смог извлечь выгоду из недовольства бастующих деятельностью руководства NUM.  

Первая забастовка произошла в мае минувшего года. Она вспыхнула на шахте Каре — ещё одной разработке Lonmin, находящейся в непосредственной близости от Мариканы. Будучи стихийной, забастовка была направлена против NUM, принявшего дисциплинарные меры в отношении работников рудника. Lonmin отреагировала увольнением всех 9 000 работников. Чтобы вернуться на работу, уволенные были вынуждены простаивать в очередях на оформление договоров на новых условиях. Тем не менее, в итоге многие покинули NUM и присоединились к AMCU.  

Вторая забастовка произошла в январе-феврале этого года в Рюстенбурге, на огромном руднике Impala Platinum, где в 14 шахтах, разбросанных на территории в 260 квадратных километров, трудятся 46 000 шахтёров. Забастовка началась среди бурильщиков, выступивших против установленных представителями NUM дополнительных надбавок, — однако в скором времени стачка захватила весь рудник. Реакцией Impala стало увольнение 17 тысяч забастовщиков. Последовали многочисленные протесты, обернувшиеся поджогами и грабежами, в результате чего погибло четверо забастовщиков. А по прошествии шести недель с начала забастовки компания Impala приняла обратно большинство уволенных работников и пообещала бастующим 100%-ное повышение заработной платы без каких бы то ни было оговорок. Впоследствии Impala приняла решение и признании AMCU, предупредив NUM о том, что тот может лишиться официального признания.  

Несмотря на вышесказанное, за себя говорит и тот факт, что во время недавней забастовочной волны AMCU продемонстрировал неспособность (или нежелание) предложить бастующим шахтёрам хотя бы элементарное видение перспектив борьбы. Этот профсоюз носит название, не похожее на NUM, но уже сейчас его политика выглядит и определяется очень схоже с политикой NUM.  

 

Марикана, с которой всё и началось  

Волна шахтёрских забастовок вспыхнула на платиновом рудном комплексе Марикана, разрабатываемом компанией Lonmin, 10 августа^[13], когда 3 000 операторов буровых установок выступили с несанкционированной профсоюзом забастовкой с требованием установить заработную плату не ниже прожиточного минимума в 12 500 рандов (936 фунтов) в месяц. Их требование представляло собой 200%-ное увеличение заработной платы самых низкооплачиваемых рабочих. Позднее они стали ежедневно встречаться на маленьком скалистом выступе, прилегающем к их поселению и известном как Вандеркоп, выбирая себе вожаков.  

Эти работники могли и не знать, что к концу недели 112 человек из их числа будет скошено градом полицейских пуль (который оставит после себя 34 погибших), но они представляли себе, с чем имеют дело. Все недавние забастовки в горной промышленности (как и в других отраслях хозяйства) оставляли свою дань погибших и раненых, равно как и почти все недавние значительные антиправительственные акции протеста в трущобно-лачужных населённых пунктах страны. И вот уже к концу первой недели шестеро рабочих, двое охранников и двое полицейских были убиты в ходе отдельных происшествий.  

16 августа, в утро перед расправой, бастующие плотно сосредоточили свои ряды на холме, а на требование разойтись ответили отказом. Сотням полицейских, а позднее и военнослужащих, направленных с тем, чтобы сломить их сопротивление, они заявили, что готовы погибнуть, но не отказаться от борьбы. Для демонстрации своей решимости удерживать занятые позиции они хватались за любое импровизированное оружие, какое могли найти: палки, копья, дубины, мачете.  

16-го августа, во второй половине дня, для обращения к бастующим были привлечены представители NUM, безопасность которых обеспечивалась полицейской бронетехникой. Своими криками рабочие заставили приехавших замолчать и потребовали их удалиться. В то же время лидер AMCU, Джозеф Матунжва, пешим ходом добрался до подножия холма, где присоединился к рабочим и был вознаграждён приветствиями. Но принёс он с собой не более чем призыв разойтись, по оглашении которого поспешно покинул холм.  

К 15:30 оставшиеся не у дел профсоюзные чиновники уступили место полицейским и армейским подкреплениям, прибывшим на броневиках. Полиция приняла построение, окружив 3 000 находившихся на холме рабочих. Была развёрнута колючая проволока, размещённая затем полукругом, охватившим главное направление эвакуации к ближайшему поселению. Позже стало известно, что был оставлен небольшой проход, через который были вынуждены бежать рабочие, в спины которых выпускались шумовые гранаты, пластиковые пули и слезоточивый газ. Первая группа — около дюжины людей — побежала прямо на проволоку и была расстреляна в упор. Ранения были смертельными. Но большинство было убито при попытке укрыться в отдалённых кустах и среди скал.  

Когда пыль улеглась, 34 человека из числа бастующих были мертвы и 78 ранено (возможно, что и больше). Более 200 бастующих было арестовано. Вполне вероятно, что реальное число жертв выше — учитывая, что не все раненые обращались в больницу, опасаясь ареста, и что некоторые бастующие всё ещё числятся пропавшими без вести.  

 

Забастовка распространяется  

Практически вслед за кровавой расправой забастовка распространилась на оставшуюся часть Мариканского рудного комплекса: оставшиеся 25 000 шахтёров присоединились к забастовке бурильщиков. Прекращение работ последовало на нескольких соседних шахтах, в том числе на Bafokeng Rasimone Platinum Mine (BRPM), управляемой и частично принадлежащей Anglo Platinum. Здесь 1 000 работников объявила о прекращении работ, а представляющий их комитет, минуя NUM, обратился к компании с теми же требованиями, что и бастующие Мариканы. По утверждению руководства шахты, спор был разрешён в течение нескольких дней — однако, неделю спустя, шахтёры BRPM единогласно объявили о забастовке. За последующие недели наблюдалось немало подобных попыток сбавить градус забастовочной волны — но всё понапрасну.  

В то же время подобные перебои в работе имели место и на других крупных платиновых шахтах, таких как добывающий комплекс Anglo Platinum в Тембелани и шахта Crocodile River, находящаяся в ведении канадской компании Eastern Platinum. Шахта за шахтой, стачки охватывали так называемый «Платиновый пояс», простирающийся от комплекса Уэстерн-Бушвельд в Северо-Западной провинции (в окрестностях Рюстенбурга, где находится Марикана) на восток, в Мпумалангу, и далее на север, в провинцию Лимпопо. В большинстве случаев эти забастовки не носили серьёзного характера. Судя по всему, шахтёры сперва проверяли свои силы, прежде чем перейти в решительное наступление.  

Спустя менее чем две недели с мариканской резни, волна забастовок достигла новой фазы, впервые перекинувшись на золотой рудник. 30 августа почти половина (12 000 из 26 000) рабочих принадлежащего GoldFields рудника Kloof Driefontein Complex (известного также как KDC — четвёртый по величине золотой рудник в мире, расположенный к западу от Йоханнесбурга) приступили к несогласованной с профсоюзом забастовкой (и вновь в обход руководства NUM) с требованием повышения оплаты до 12 500 рандов. Вскоре к забастовке присоединились и рабочие ещё одной крупной разработки Goldfields, насчитывающей 10 000 шахтёров и лежащей в 150 милях к юго-западу от Йоханнесбурга, в провинции Фри-Стейт.  

Как бы то ни было, полицейских нагнали немало и те отчаянно пытались разогнать собрания шахтёров — к счастью, на этот раз обойдясь без жертв. Однако 3 сентября во время проведения акции протеста на расположенной неподалеку от Йоханнесбурга шахте Modder East, принадлежащей компании Gold One, полицейскими было застрелено четверо забастовщиков.  

Забастовочная волна по-прежнему набирала обороты. Предыдущие стачки на платиновых шахтах превратились в массовые забастовки. Стоит отметить, что марши, организованные мариканскими забастовщиками, очевидно сыграли в этом значительную (если не решающую) роль. По крайней мере, в окрестностях Рюстенбурга, где два крупнейших платиновых рудника страны (находящиеся в собственности Anglo Platinum и Impala Platinum) отныне были полностью вовлечены в движение. Во всяком случае, спустя четыре недели с начала забастовки на Марикане, выработка была прекращена на наиболее значительных шахтах всего «Платинового пояса».  

В то же время в целях укрепления забастовочной волны (которая, вероятно, казалась организаторам недостаточно весомой) 12 сентября представители забастовщиков с рудников Anglo Platinum в Рюстенбурге объявили со сцены, установленной на футбольном стадионе, заполненном бастующими, что сейчас перед ними стоит задача скоординировать свои действия с бастующими Мариканы и других крупных шахт с целью организовать 17 сентября всеобщую забастовку на шахтах всего Рюстенбурга.  

Следует ещё раз отметить, что хотя забастовщики являлись в массе своей членами NUM, им с самого начала пришлось столкнуться с неприкрытым противодействием со стороны должностных лиц профсоюза. В результате на многих шахтах (и, разумеется, на самых крупных) бастующие выбирают из своих рядов неофициальное руководство для ведения забастовки. Именно эти комитеты взяли на себя все организационные задачи, вставшие перед забастовочным движением. В частности, если судить по имеющимся сведениям, они сыграли роль в расширении забастовочной волны в опоре на силы самых решительных и боевых забастовщиков. Кроме того, эти комитеты стали движущей силой в призыве к всеобщей забастовке 12 сентября на всех шахтах в окрестностях Рюстенбурга, а затем — настаивали на подготовке национальной забастовки во всей горнодобывающей промышленности.  

 

Lonmin отступает  

18 сентября, после шести недель забастовки на Мариканском рудном комплексе и после нескольких неудачных попыток, предпринятых компанией в попытке уговорить 28 000 бастующих согласиться вернуться к работе, довольствуясь незначительными уступками, — ситуация резко изменилась. После длительных переговоров с участием всякого рода посредников (в том числе духовенства) переговорщики объявили, что Lonmin согласилась на повышение заработной платы на 11—22 %, на очередное повышение на 12 % после переговоров в октябре и на выплату рабочим премиальных в размере 2 000 рандов, что равно почти половине заработной платы, потерянной большинством работников во время проведения забастовки.  

Хотя начавшие забастовку бурильщики отныне получали 11 000 рандов в месяц, им не удалось добиться минимума в 12 500 рандов, на котором они настаивали. Тем не менее, их победа является значительным успехом в борьбе с компанией, чьим единственным ответом на рабочие забастовки до сих пор было лишь полицейское насилие и угроза массовых увольнений.  

На политическом значении уступок, сделанных Lonmin, незамедлительно заострили внимание бизнес-«эксперты», предупредившие о надвигающейся «катастрофе» (в смысле — угрозы прибылям горнозаводчиков), когда всей горнодобывающей промышленности придётся пойти по стопам Lonmin. Так, «специалист по развивающимся рынкам» при японском банковском гиганте Nomura заявил в интервью Reuters, что:
 

«Основное опасение вызывает сегодня то, что 22%-ное повышение заработной платы, очевидно, распространится на всю горную промышленность. А это едва ли допустимо в отрасли со столь значительной стеснённостью в средствах».

При этом двое экспертов из Standard Bank (южноафриканского банка, активно инвестирующего средства в разработку месторождений полезных ископаемых) подготовили «тревожные» сравнительные таблицы, в которых приводились данные о финансовых расчётах Lonmin и об итогах четырёх крупнейших «легальных» забастовок, имевших место в 2011 году на золотых, угольных и алмазных рудниках, а также в металлургической промышленности. С учётом всего этого и в предположении, что Lonmin не откажется от своих обещаний (о чём пока остаётся лишь гадать), «незаконные» стачечники выиграли почти в три раза больше, чем в прошлом году выиграли «законные» забастовщики!  

 

На подступах к решающему противоборству  

Тем временем пришли в движение властные структуры АНК. Ко второй неделе сентября Джефф Радебе, министр юстиции, объявил о применении с 14 сентября репрессивных мер в отношении бастующих. Вскоре после этого канцелярия Зумы объявила о рассредоточении армии по всей стране до конца января, дабы обеспечить «оперативные потребности полиции».  

15 сентября полицейские и военнослужащие ворвались в располагавшийся в Марикане скваттерный лагерь Nkaneng, обливая лачуги и их обитателей градом пластиковых пуль, что привело к гибели Паулины Масуло, члена местного муниципального совета АНК, пользовавшегося доверием жителей лагеря. С целью предотвращения каких бы то ни было митингов или демонстраций бастующих окрестности Рюстенбурга были наводнены полицейскими и солдатами. Но выступление не ограничилось лишь «Платиновым поясом». В течение последующих недель грянуло море сообщений, свидетельствующих о том, что протесты запрещались по всей стране по самым надуманным поводам или же вовсе без таковых.  

Тем не менее, вскоре стало ясно, что уступка Lonmin возымела свои последствия. В ряде случаев этот пример побудил компании пойти на уступки с целью прекратить или даже предвосхитить забастовки на принадлежащих им шахтах. Таким образом, сразу после заключения договорённостей с Lonmin, Impala Platinum (вторая по величине платинодобывающая компания в стране) решила упредить угрозу неофициальной забастовки, предоставив своим работникам существенное увеличение заработной платы — уже второй раз за год.  

Но Impala стала исключением из числа крупных платиновых компаний. В большинстве же случаев главным последствием успеха мариканских шахтёров было воодушевление других шахтёров на продолжение стачек или побуждение их присоединиться к забастовочной волне.  

Таким образом, оставшаяся часть платиновых шахт осталась парализованной. Но что более важно: отныне волна забастовок распространилась далеко за пределы добычи платины и не выказывала никаких признаков замедления темпа. Более того, в начале октября, то есть спустя почти два месяца с того, как впервые вспыхнула забастовка на Марикане, ежедневно к волне забастовок присоединялись новые шахты — и это несмотря на запугивания со стороны полиции и демонстрацию её силы. К тому времени большая часть важнейших звеньев золотодобывающей промышленности страны была парализована нелегальными забастовками, в том числе на главных шахтах двух крупнейших золотодобывающих компаний — Anglo Gold Ashanti и GoldFields. Забастовки также проводились и на нескольких угольных шахтах, в хромовых и железных рудниках и в алмазных копях. В двух случаях, на хромовом руднике Samancor и железорудном руднике Sishen (дочерних организациях Anglo American), бастующие даже решили провести под землёй сидячую забастовку — до тех пор, пока их требования не будут выполнены.  

Как бы то ни было, но к тому времени все крупные горнодобывающие компании, пострадавшие от забастовочной волны, изыскивали средства борьбы с бастующими. Теперь они угрожали увольнениями тысячам забастовщиков, если те к определённой дате не вернутся в шахты.  

Компания Anglo Platinum первой осуществила свои угрозы. 5 октября 12 000 бастующих были уволены с шахт в Рюстенбурге, а через два дня — ещё 2 500 рабочих уволены с шахты Bokoni, принадлежащей компании в провинции Лимпопо.  

В случае с шахтой KDC West, принадлежащей GoldFields, сперва была использована другая стратегия. 2 октября службой безопасности GoldFields было выселено из принадлежащих компании общежитий 5 500 забастовщиков, ранее проживавших в них. Неужели GoldFields надеялась, что это ослабит решимость забастовщиков и заставит их вернуться к работе? Или что большинство шахтёров из числа мигрантов вернётся в свои хоумленды? В любом случае расчёт оказался неверен. Тысячи бастующих немедленно собрались на вершине холма, расположенного неподалеку от входа в горнообрабатывающий комплекс и в качестве акта неповиновения, напоминающего о позиции мариканских шахтёров, занятой ими 16 августа, они поклялись оставаться на холме, пока компания не уступит их требованиям.  

Спустя четыре дня, GoldFields пришлось аннулировать свой приказ об увольнении. Но как бы то ни было, 19 октября GoldFields осуществила угрозу увольнения всех бастующих шахтёров, невозобновивших работу после того, как они были удостоены незначительного увеличения заработной платы (изменение структуры классификации должностей и ставок не более чем на 2—3% для большинства рабочих; при этом мера была согласована с представителям NUM и Горнорудной палаты). На этот раз, по данным компании, некоторые забастовщики возобновили работу на руднике KDC West, а некоторые — на Beatrix mine, находящейся в провинции Фри-Стейт. Но более чем 1 200 бастующих были без промедления уволены за отказ заступить на дежурство. Однако на этом беды GoldFields не закончились: почти в то же самое время 10 000 рабочих на принадлежащей компании шахте KDC East приостановили работу — уже во второй раз с начала волны забастовок. 23 октября Goldfields уволила ещё 8 500 забастовщиков, на этот раз — с шахты KDC East.  

Что касается Anglo Gold, крупнейшей в стране золотодобывающей компании, то 29 августа, с началом забастовочной волны, все её шахты прекратили работу. В октябре компания объявила о возобновлении работы в принадлежащих ей шахтах до 24 октября и угрожала увольнением тем, кто к этому времени не приступит к работе. В результате было уволено 12 тысяч бастующих, невышедших на работу.  

К тому времени в различных горнодобывающих районах полицией и войсками было фактически введено осадное положение. Росло число облав, актов устрашения и избиений. Но несмотря ни на что контрнаступлению заправил рудников всё ещё остаётся противопоставлена решимость бастующих. Очевидно, что наиболее ярким выразителем этой решимости стал забастовочный комитет шахтёров Anglo Platinum в Рюстенбурге, чей представитель, Гаддафи Мдода, после увольнений 5 октября заявил с трибуны собрания бастующих на стадионе в Рюстенбурге: «Это начало войны».  

И готовность бороться выходила, судя по всему, далеко за рамки очага забастовки на рюстенбургских рудниках Anglo Platinum. К примеру, 16 октября, когда появились слухи о том, что полиция арестовала двух неформальных лидеров забастовки на Марикане, горняки мгновенно покинули свои шахты — и не только на Марикане, но и на соседней Каре, принадлежащей Lonmin.  
 

«Пожарные» при капиталистах  

Примерно в то же самое время лидеры NUM и COSATU решили, что настало время, когда бы они могли попытаться вернуть себе утраченные позиции в горнопромышленных районах.  

При этом между ними существовало своего рода разделение труда. После того, как NUM открыто выступил против волны забастовок, а также учитывая тот факт, что его представители уже не раз выпроваживались бастующими, NUM мало чего мог сделать напрямую — по крайней мере, в отношении бастующих. Однако, что они всё ещё могли бы попытаться сделать, так это вернуть себе мало-мальское расположение горнодобывающих предприятий. Так, 25 октября им удалось убедить Горнорудную палату принять незначительные поправки по заработной плате (от 1,5 до 4 % — в зависимости от должностного разряда) на угольных и золотых рудниках. Очевидно, это было сделано для того, чтобы позволить NUM вернуться в игру; при этом утверждалось, будто переговоры, проводимые NUM, окончились для горняков победой, которой в течение многих недель не могла добиться незаконная забастовка. Впрочем, трудность была, разумеется, в том, как сблизиться с бастующими и заставить их проглотить «успокоительное», а уж тем более — сделать это в платиновых шахтах, где нечего было даже предложить в качестве подобной пилюли!  

Роль COSATU состояла (посредством личного вмешательства его генерального секретаря, Звелинзима Вави) в подготовке почвы для возвращения NUM в строй путём нейтрализации враждебного отношения к нему со стороны бастующих.  

17 октября Вави издаёт «Манифест», призывая, помимо прочего, к
 

«...немедленному восстановлению всех уволенных шахтёров и к запрещению угроз увольнения; к акциям солидарности по всей стране в поддержку этого требования; ко всеобщему запрету аутсорсинговых фирм в горнодобывающей промышленности и в стране в целом; к борьбе за ускорение темпов преобразования условий проживания в районах, прилегающих к рудникам — дабы обеспечить их жителей приличным жильём, школами, больницами, водопроводом, электроэнергией и качественными автодорогами».

Наряду с этим Вави объявляет о создании оперативного пункта COSATU в Рюстенбурге, во главе которого будут стоять высшее руководство COSATU и его доверенные лица, в обязанности которых будет входить согласование на местах политических и организационных мер согласно обстановке.  

Показательно, что единственное, о чём Вави вынужден был обмолвиться в связи с требованиями бастующих по заработной плате, это обращение к правящей верхушке по поводу создания специальной комиссии по изучению условий работы и об оплате труда шахтёров! Не слишком много пользы для стачечников, не так ли? Однако, судя по всему, Вави полагал, что те пребывали в таком отчаянии из-за угроз увольнения, что были бы бесконечно благодарны тому, что COSATU должны были отклониться от своего обычного пути дабы «поддержать» их — даже если эта поддержка носила скорее не фактический, а символический характер.  

Как бы то ни было, два дня спустя Вави наглядно дали понять, что его ожидает. Во время визита Вави в Оркни (что находится в Северо-Западной провинции ЮАР) несколько сотен горняков из шахты, принадлежащей Anglo Gold, к которым собирался обратиться генсекретарь профсоюза, забросали камнями оратора и его автомобиль. Следует отметить, что листовка с анонсом выступления Вави звала
 

«...всех рабочих Северо-Запада, а также Лимпопо и Гаутенга принять участие в митинге и очистить территорию Рюстенбурга от сил контрреволюции»...

Надо полагать, написанного хватит через край для объяснения, почему в Вави полетели камни! Очевидно, оркнейские шахтёры не видели в своих рюстенбургских товарищах контрреволюционеров — хотя бы потому, что они сами выступили с незаконной забастовкой по тому же самому поводу; судя по всему, Вави не было об этом известно!  

Однако Вави не сдавался. Очередное его публичное коммюнике, выпущенное 23 октября, гласило:
 

«Нам известно, что некоторые горнодобывающие компании с выгодой для себя используют указанную тонкую уловку дабы хладнокровно увольнять работников, не выплачивая им обязательных выходных пособий по сокращению. Если горнопромышленные тузы не откликнутся на наше требование, то весь класс капиталистов столкнётся со всей мощью организованных рабочих, а также — с упорным сопротивлением в каждом уголке страны».

Вави даже упомянул о перспективе призыва к всеобщей забастовке! Разумеется, самым значительным в столь противоречивом сообщении было не то, что сказал Вави, но то, о чём он не упомянул: что для отстаивания права трудящихся на забастовку за достойную зарплату и для обеспечения их требований была необходима солидарность. Но, по-видимому, единственной заботой, занимавшей Вави в связи с увольнениями рабочих, была та, что компании уклоняются от выплат при сокращении персонала!  

27 октября была предпринята очередная попытка Вави и COSATU «улучшить Рюстенбург». Возглавляя демонстрацию из нескольких сотен представителей COSATU, доставленных автобусами из пригородов, Вави, Франс Балени (лидер NUM) и Блейд Нзиманде (генеральный секретарь Коммунистической партии и министр образования), пытались «улучшить» Рюстенбург — или, что важнее, «улучшить Lonmin», как о том было заявлено на футболках ораторов. Однако шахтёрам Anglo Platinum было не до шуток; особенно, когда деятели COSATU взялись манипулировать бастующими. К ним применили ответные меры. В конце концов, сановникам COSATU не осталось ничего иного, как бежать, прикрываясь своими телохранителями.  

 

Подведение итогов  

После указанных неудачных попыток COSATU и NUM вернуть себе утраченные позиции, они, по всей видимости, залегли на дно — по крайней мере, в горнодобывающих районах.  

Между тем волна забастовок горняков продолжилась и в ноябре и к ней присоединились даже небольшие шахты, ранее не принимавшие участие в движении или же вынужденные вернуться к работе после объявления стачки. Однако, когда 6 ноября без какого-либо значительного выигрыша завершилась забастовка на приисках GoldFields, стало казаться, что забастовочная волна сходит на нет.  

14 ноября стачечники Anglo Gold завершили забастовку и, кстати сказать, в тот же самый день забастовщики с рудников Anglo Platinum в Рюстенбурге приняли предложение, аннулирующее какие бы то ни было сокращения и предоставляющее рабочим разовую премию в размере 4 500 рандов (320 фунтов) и ежемесячные выплаты в размере 600 рандов (42 фунта) — наряду с обязательством компании в самое ближайшее время возобновить переговоры по заработной плате.  

И хотя некоторые шахты по-прежнему бастуют (в том числе крупный рудник в провинции Лимпопо, находящийся в ведении Anglo Platinum, а также ряд более мелких разработок), но теперь кажется, что забастовочная волна затихает — по крайней мере, в большинстве горнопромышленных районов.  

Впрочем, по всей видимости, уже нарастает новая волна забастовок — на этот раз среди батраков крупных сельских хозяйств, ориентированных на экспорт. Она началась в долине Хекс Ривер (что лежит в Западной Капской провинции), крупнейшем регионе страны по выращиванию столовых сортов винограда. 30 октября 8 000 местных работников приступили к незаконной забастовке, не прибегая к услугам каких бы то ни было официальных профсоюзов и требуя установить ежедневную заработную плату в размере 150 рандов (10 фунтов 60 пенсов), что эквивалентно 114%-му её увеличению. С тех пор забастовочная волна распространилась по всей Западной Капской провинции, затрагивая всё больше фермерских хозяйств, ведущих дело на промышленной основе.  

Отличие от шахтёрской забастовочной волны состоит в том, что, по-видимому, на сей раз COSATU усвоил уроки и с самого начала забастовок продемонстрировал какую-никакую поддержку требований бастующих. Как бы то ни было, но указанная стратегия была разоблачена как афёра, когда 14 ноября, в разгар переговоров по установлению нового минимума заработной платы работникам, занятым в сельском хозяйстве, COSATU призвал бастующих «вернуться к работе в течение двух недель». Время покажет, сработает ли и здесь эта старая уловка.  

Трудно сказать, на каком мы сейчас этапе и какие уроки будут извлечены южноафриканским рабочим классом (особенно самими шахтёрами) из минувшей забастовочной волны. Но вне всякого сомнения то, что обстоятельства, в которых она происходила, были исключительными и ознаменовались в том числе дискредитацией профсоюзных органов, оставивших стачечников один на один с настоятельной потребностью полагаться лишь на свои собственные средства в деле сплочения рядов и проведения забастовок. Нам остаётся только надеяться на то, что новое поколение борцов, вышедших из рядов рабочего класса, усвоит не только то, что им по силам такая работа, но также и то, как её вести в рамках будущего противостояния.  

И это приобрело бы ещё большее значение, если принять во внимание особенности общественного строя Южной Африки с вопиющим неравенством, преобладающим здесь; с экономикой, во многом сопоставимой с экономикой богатых стран, но при этом с социальными условиями, в которые поставлено большинство населения, сопоставимыми с странами третьего мира.  

Размах и продолжительность забастовочной волны, равно как и решимость шахтёров — стали иллюстрацией данных противоречий. Однако же, помимо шахтёров, в Южной Африке существует многочисленный и мощный рабочий класс — и при этом данный рабочий класс обнаруживает способность сплотить под своими знамёнами миллионы частично занятой или незанятой рабочей силы и молодёжи, составляющих бедное население ЮАР.  

Этот потенциал смог бы обеспечить необходимое основание для появления партии, представляющей социальные и политические интересы рабочего класса — революционной коммунистической партии, готовой взять на себя инициативу в классовой борьбе и способной превратить каждый этап этой борьбы в новый шаг на пути к свержению капиталистического строя.  

Во всяком случае, в этом отношении есть основания для оптимизма. Потому как именно благодаря опыту, накапливаемому во время событий, подобных забастовкам, произошедшим в три последних месяца, в конечном итоге может возникнуть такая партия.

[11] В оригинале кавычки опущены. (Прим. пер.)

[12] Ситуация, когда бывшие высшие государственные чиновники переходят в коммерческие структуры и лоббируют их интересы, задействуя свои прежние связи. (Прим. пер.)

[13] 2012 г. (Прим. пер.)